Watch friend online Печать

Watch friend online

Лысый пустырь, а на нем развалины строения, похожего на кости огромной рыбы, изъеденной червями. На пустыре стоит большая железная бочка и вокруг неё старые разбитые кресла и стулья. На пустырь заезжает легковая машина, по которой видно, что хозяин машины любитель экстрима. Машина украшена огнедышащими драконами с восседающими на драконах пышногрудыми девицами. Машина газует на полную мощность и издает издевательски хрюкающий звук клаксона. Из лабиринта обглоданного здания появляются люди. Они идут, как замороженные черепахи, суставы которых отказываются шевелиться. Хозяин машины подходит к железной бочке и кидает в неё зажигательную смесь, и торчащие в бочке дрова загораются все одним разом.

Хозяин Машины

Еще вчера на каждой улице стоял барак,

И нами правил узаконенный бардак.

И вот теперь за краткий срок времен

Мы сделаем в стране большой подъем.

Мы инноваций нравственный кулак

Не отдадим, как раньше в просто так.

Хозяин машины начинает выбивать африканский там-там на железной бочке металлической палкой и подает знак в сторону машины. Из машины выходит светлолицый мулат с пышными бакенбардами и с корзинкой в руке, из которой торчат бутылки и закуска, а за ним следует девица, копия куклы Барби. Народ располагается вокруг горящей бочки и начинает зомбическим голосом монотонно, словно буддийские монахи, произносить:

Вау... Вау… Вау… Вау…

Славу... Славу... Славу....

Вау... Вау… Вау… Вау…

Славу… Славу… Славу..

Они произносят этот напев несколько раз с каждым разом все веселее и громче. И когда веселость и громкость достигает наивысшей точки, Хозяин Машины, словно хороший дирижер, взмахивает руками и произносит:

Своих не хватит, выпишем Барак Обаму.

Нам новым русским все сегодня по карману.

Народ не будет больше никогда бараном,

А будет пить джин-тоник, есть бананы.

Хозяин Машины взмахивает руками, и светлоликий мулат с пышными бакенбардами подносит народу корзину с угощениями и восторженно произносит:

Я вышел рано, до зари;

Рукою чистой и безвинной

В порабощенные бразды

Бросал живительное семя,

Но потерял я только время.

Хозяин Машины нежно перебивает светлоликого мулата с пышными бакенбардами словами:

Прости, любезный мой оракул,

Народ еще не ел, не пил, не какал.

А клеветы у нас хоть пруд пруди,

И там акул пера послушных разводи.

Толпа расхватывает содержимое корзины и рассаживается в кресла и стулья вокруг огня. Плотные крепыши с кинокамерами, похожие друг на друга, будто штампованная деталь механического пресса, снимают происходящее со всевозможных углов зрения. Один из штампованных крепышей говорит ближнему:

У нас начальник Же Ке Ка

Оклад имеет мистера Обамы.

А сколько на Руси еща, еща, еща

Вполне законно любят личные карманы?

Ближний ему отвечает:

Зато в понятках для фискалов

Деньжищ в кармане личном нет.

Так для чего мы так натружено скакали

Безумной конницей за знаменем побед?

Девица, похожая на Барби, встает рядом со светлоликим мулатом с пышными бакенбардами и стыдливо водит стройной ножкой по земле, словно балерина, ожидающая выхода на сцену. Хозяин Машины делает знак рукой, и Барби совершает достаточно сложные телодвижения, символизирующие русский поклон и американский спортивный танец, танцует реп и, медленно срывая с себя одежды, поет речитативом:

Наш светский снайпер так прекрасен,

Что явно будет новый русский президент,

И соответственно умеючи расскажет,

Как будем ковырять мы неурядиц монумент.

А я была для вас и вечно буду

Лишь шоколадный заяц на лубочном блюде.

И все ж люблю Россию! В этом мире клево

Рысачить в джипе резвом по полям,

А после у камина пить коньяк, тикилу...

(Вы ждали рифму пиво)

Но пиво - не напиток для дворян.

Хозяин Машины

Зачем же так? В России места хватит всем:

И Оске Бродскому поставим в Питере мы стелу;

И главное, друзья, в сознанье лучших перемен

Введем любовь и вытравим нужду похмелий.

Откроем Русь, как плотный кошелек,

И каждый нищий станет благ знаменья;

Исчезнут алчности бессмысленный порок,

И верх возьмут разумные решенья.

Мы зло на честность и любовь заменим.

Штампованные крепыши с камерами перемещаются согласованными действиями, словно хоккейная команда, ведущая атаку на ворота противника. Один из крепышей оказывается рядом с Хозяином Машины и, манипулируя камерой, словно бармен за стойкой бутылками, почти поет:

Был не красив Гефест, зато искусен,

И Пушкин статью Голливуда не блистал.

Быть может вы тот новый русский,

Кто лучшее во всем как личность угадал.

Кто сможет дать грядущему обзор решений

И прошлых заблуждений гиблый тлен

Сотрет с лица страны одним движеньем

И утвердит навечно благо перемен?

Наш новый гений -

Пукин Евгений!

Стоящий в отдалении с камерой штампованный крепыш подходит к товарищу и, делая вид, что снимает, выключает камеру и обращается к нему как к другу:

Признаюсь искренне, я вижу красоту

В значенье форм и сочетанья милых линий.

Но что касается молитв к высокому уму,

Меня берет зевота и унынья.

Он отвечает, предварительно выключив камеру:

Меня все это дико унижает.

Куда не кину свой унылый взор,

Повсюду будто бы меня подстерегает

Ушатов грязных злой позор.

И я терплю, а где же лучше?

Кто выведет страну родимую на нужный лад?

И я за винегрет из пудры сладкой чуши

Беру деньгу на уровне больших зарплат.

Вчера, вообще, подкинули халтуру -

Лепить заведомую дуру:

И идолу кровавому озолотим мы зад!

И свечку на алтарь божественный поставим!

И разума безумствами загаженный плакат

Китайской демагогией исправим!

Откуда столько денег на фуфло?

И ни копейки на реальное добро!

Друг ему возражает:

А кто не рубит ныне лихо баксы?

Какой-нибудь задрыпанный поэт,

Чьи стихотворные баркасы

Не отделяют мушек от котлет?

Мы чё за хлеб и воду

Горбатимся у тяжкого станка?

Пусть он меняет в завтра моду,

Лишь бы не трогал с бабками меня!

Ясноликий мулат с пышными бакенбардами обращается к народу:

Мы добрых граждан позабавим

И у позорного столпа

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим.

Хозяин Машины

Не надо пересказывать французов, брат,

На пушкинско-российский лад.

Исправим жизни дикий суррогат.

Любовь должна в нас здраво зреть

И, как надежный милый брат,

Грядущим кризисам соплю заранее утереть.

Вопрос не в том, что я плачу

За наше шоу, есть это даже лажа.

Я искренне услышать тут хочу,

Как действует на личность тления зараза?

Как будем завтра средь крушений

Мы вместе смело выживать?

И без приятных возношений,

Как будем мы собою обладать?

Все это кажется игра, забава.

Но лично я хочу заранее узнать,

Как катастрофа будущей отравы

На нас сумеет повлиять?

И если мы страну, как Ной в ковчеге,

Спасем пред будущим ударом катастроф,

То мы не зря сегодня в этом засранном ночлеге

Свободно имитируем крушения вокруг огня костров.

Трое крепышей с камерами заходят за полуразрушенную стену, кладут камеры на

землю и закуривают. Один из крепышей высовывается из-за укрытия и, всматриваясь в огонь костра, произносит:

Как можно рассмотреть лицо грядущего в блевотине

И выписать заранее витамин от помешательства,

Хотя в теории легко все сводится

В благое, светлое вмешательство.

А в деле выйдет все совсем не так:

С наружи ангел, а внутри бардак.

Ему отвечает другой:

Недавно я зашел в больницу

К дружку хирургу похмелиться.

А там: как дом терпимости в руках бандитов.

Пока не выдашь нужный чек,

И не мечтай, что к общему корыту

Ты подойдешь, как честный человек.

Подхватывает третий:

Вчера подружка прежняя звонила:

Любила, я тебя любила.

Жила с тобой в большой любви,

Пока ты утром после ночи мило

На чайный столик складывал рубли.

Затем слегка ты поостыл.

Уйдешь и денег не положишь.

А дальше хуже, как дебил,

Придет с пьянющей рожей.

Тебя оставила, взяла другого.

А тот другой, еще покруче пьет

И что печальнее - с порога

Меня ботинком, словно Буша, бьет.

Вернусь к тебе, ты меня любишь?

Иль ради водочки меня забудешь?

Сама слегка подсела на кутюр,

На сигаретки разные и пиво.

И ходит среди малолетних дур,

Как кинодиво.

Мне чё, сливайте воду?

Отходит жизни сгнивший пароход.

А тут еще в эту безмозглую погоду

Надо снимать какой-то брошенный народ.

Я так не понял, то просто ролик?

Или предвыборный рекламный анаболик?

В тисках забот, лишенные любви,

Какие могут быть на завтра чертежи?

Народ, сидящий вокруг костра, медленно поднимается, и, взявшись за руки, как дети на новогодней елке, поет веселым голосом:

Вау… Вау… Вау… Вау…

Славу… Славу… Славу…

Вау… Вау… Вау… Вау…

Славу… Славу… Славу…

Хозяин Машины

Печально, милые друзья, печально умирает пространство,

Где мы можем сказать: здравствуй, любовь!

Мы уже давно живем, как мыши в чулане,

Перегрызая в мусор благой чертеж.

Нам как-то надо думать в общем братском сборе,

Иначе завтра выпишет нам дикий штраф.

И будем мы среди крушений и заборов

Стоять, как загнанный в сибирские леса жираф.

Как логик здравых, общих колесо

Нам не крутить в угоду власть имущим фигурантам,

А все, напротив, в честность, в ремесло,

В свободу, в возрастание талантов.

И почему разврат в падении растет, крышуют?

А нравственность как инвалид буксует?

И наших деклараций внешний взор

По внешней форме загляденье!?

Но почему же глупость и позор

В грядущем нам готовит пропасть отчуждений?

Экстрим искусственный, как при крушенье,

Создали мы, чтобы узнать, как лучше выживать.

Какие к вам пришли соображенья,

Способные полезное для выживания подсказать?

Два крепыша с камерами отходят в укромное место, чтобы справить нужду. Справляют нужду, и один из них достает сигаретку с травкой и с наслаждением курит и говорит:

Я так устал бороться с телом,

Что вечно хочет кайфа и любви

И не желает спорить с беспределом

Страданий, встающих наказаньем на пути.

И я нашел пространство наваждений.

Там все не просто, как и все вокруг,

Но там есть кнопка наслаждений,

Как поцелуи ласковых подруг.

Я там вращаюсь, словно пыль.

Я там, хотя пылинка,

Но божество могучих крыл

Меня ласкают, как течение икринку.

Я там могу в мозгу видения создавать

И птицей в бесконечность улетать.

Ты как?

Другой крепыш берет сигаретку с травкой и, с наслаждением втягивая дым, вяло произносит:

На вечных гонках за деньгами

Нет времени на скромный реверанс.

Какие созиданья?

Быстрей срубить аванс.

Мой дед за три копейки

Рубит тайгу в тюремной телогрейке.

Опять же время, силы, чувства

И колесо событий и времен.

И где же взять восторженные искры,

Когда ты, как ворюга, обречен?

Как разобраться в новой сути,

Когда я сам как зло распутий?

Нас не спасет гламурный глянец и покой.

И пышный бантик в человечность,

Когда в сердцах безумный спрятался разбой,

Готовый жадно жить от зла увечий.

Сегодня ночью я снимал порнушку

Про некую развратную подружку.

Я утомлен безумьем этой пошлой скачки.

Я - нищий, ждущий лакомой подачки.

Хозяин Машины запрыгивает на крышу своей машины и произносит:

Когда мужчина хочет писать,

Подгузник поздно одевать,

И в расписание любовных писем

Так сложно вписывать измятую кровать.

Блага, блага, где ваш священный свиток?

Нам надо ради будущих столетий простоять

И на пространстве, катастрофою заранее избитой,

Значенье будущей реформы для спасенья угадать.

Но я вас прямо не просил

Мне говорить о сущности людской натуры.

Я и без вас всех знаю - это крокодил,

Спешащий с ближнего содрать три шкуры.

И в баржи, загрузив священников, топить

И резать люд, как скот на бойне.

И так запутать Русь и отравить,

Что каждый, как наследник, вновь разбойник.

Почти все крепыши с видеокамерами сходятся к машине. Половина из них снимают выступление Хозяина Машины, а остальные встают вместе с народом и наблюдают. Крепыш крепышу:

Как в теплом коконе из счастья и любви,

Лежу вчера на банной полке,

И где-то очень далеко

Похмелье воет, словно волки.

Быть может, все у нас лишь на словах?

Слова сказать – не снег грузить лопатой.

И не ходить в болотных сапогах

По нашим русским раскорякам.

Хотеть, как лучше, могут даже дети.

Важней увидеть четко, ясно наперед,

Как зла расставленные сети

Наш ум к паденью приведет.

Иметь средь бурь надежное весло -

Ковчег любви – скалу средь волн событий,

И высших знаний ремесло

Пришлет любовное письмо благих открытий.

Крепыш крепышу:

Протест почти всегда -

Раскольников со стажем.

Одна у нас беда:

Глупец в деяниях отважен,

В знаньях полное ничто.

Но человек же он, а не бревно.

И где такие пилорамы,

Чтоб пропилить как нужно прямо?

Созревший ум всегда спокоен

В простом понятье: лгать или не лгать?

И словно плод созревший он достоин

Себя ни в чем не унижать.

Что из того, что жизнь – забава

Для кучки избранных особ.

И к ним проходит общая отрава,

В сознании которой рыночный засов.

Хозяин Машины

Мы – новые сыны высоких песнопений,

Спешащих Русь ко славе возродить,

И дань священных уважений

С потомками любовно разделить.

Кто правил наши дикие сравненья:

Когда народ блуждал, гонимый бесами к заре,

И лишь одно от бесов мненье

Имело право жить повсюду и везде.

Кто одеяний золотистых не лепили,

Не одевал плакатом ярким тьму?

И кто в восторге страстном не лудили

Заведомую гниль и ерунду?

И вот теперь, когда так важно сделать вывод,

Собрать в единое совместные следы,

Чтоб в будущем нам зло, как брошенные вилы,

Не ранили стопу ноги.

Крепыш крепышу:

И я един с верховным эшелоном:

Нам нужен инноваций цвет ума,

Но гениев слепить одним законом,

Увы, не удавалось никогда.

Кто мальчики, что любят только пиво,

Тусовки шумные и пошлые базары про любовь?

И девочки, готовые вести себя игриво,

И обналичивать своё грядущее сниманием трусов?

Где взять стилистик стройное мышленье

На наш сумбур общественных начал?

И как не впасть в грядущее крушенье,

Когда накатит бури тяжкий вал?

Мы все подобно фарисеям,

Поймав удобный взмах житейского крыла,

Удобно, прагматично, весело фасуем

Свободу выгод под себя.

Едва закончив последние слова «про свободу выгод под себя», крепыш с камерой подбежал к Хозяину Машины и по-пионерски весело процитировал:

Пусть будет солнце, пусть будет мама,

Пусть будет Пукин наш отец.

Пусть мир изменчивого срама

Под нас прогнется, как под тарелку холодец.

Кто будет против, если станет завтра лучше?

Кто лучшего стране родимой не хотел?

Кто не рубил в России массу всякой чуши,

Чтоб сделать лучший новодел?

Народ вновь встает со стульев и взявшись за руки начинает скандировать:

Вау… Вау… Вау… Вау…

Славу… Славу… Славу…

Вау… Вау… Вау… Вау…

Славу… Славу… Славу…