You and I - Page 4 Print
Article Index
You and I
Page 2
Page 3
Page 4
Page 5
Page 6
Page 7
Page 8
Page 9
Page 10
Page 11
All Pages

Муза
Надеюсь, матери моей небесный поцелуй
Ему очистит память от былых химер
И выпрямит его нелегкий путь,
И вспомнит он затем,
Что стало недуга причиной:
Что констатировал районный эскулап
Как летаргию.

Муза целует Поэта в лоб. Поэт просыпается и смотрит на неё глазами младенца, который был в таком глубоком сне, что не совсем ещё понимает, где реальность, а где сон.


Муза
Ты знаешь сам, я часто говорила,
Что Память - остов всех начал.
И кто хотя бы букву в слове позабыл,
Тот смыслы главные терял.

Поэт без Памяти - амеба.
Ты будешь жить трава травой,
И основное твое хобби -
Наполнить чрево сладкою едой.

Не говоря о том, что Память,
Есть очень важный инструмент.
Не зря любая власть и зависть
Так любит строить документный монумент.

Чтоб неуч стукнулся об стенку лбом
И отскочил, как глупый мячик.
И легкомысленно не зарился потом
Просунуть в щель стены свой пальчик.

А если вдуматься как есть:
То стены строились и будут.
Иначе наглости гуляющая спесь
Сама себя легко осудит.

А так она плодится, вольно, за стеной.
И кто её подлечит добрым словом?
Мундиры, сшитые для властных параной?
Или разврат на всё готовый?

Поэт
Я вспомнил. Вспомнил…
Порочный демон пьяных оргий
Меня средь ночи разбудил -
Он мне на сотовый звонил
И призывал продолжить пьянку.

Своим звонком он оборвал
Мне сновидений странных вереницу:
Я теплою сосискою на блюдечке лежал,
Пел песни как веселая синица,
Себя откушать предлагал
И действия со стороны покорно ждал.

Я видел лица, вставшие вокруг.
И любопытства алчного кривую рожу…
А рядом с ним мой верный друг -
Всех пасмурней и строже.

Вдали толпа зевак желала
Откушать мяса, не спеша,
И знака свыше ожидала,
Во чрево опустить меня.

И тут мой друг спокойно произносит:
Реальность хуже и страшнее снов.
Она - безумный слесарь множества умов!
Хотя, кто счастья искренне не хочет?
И тут же просыпаюсь от звонка
И думаю: о Боже, я люблю тебя.

Муза
И это всё?
Мне грустно, больно и смешно:
Ты что-то от меня скрываешь.
Иль, в самом деле, ты не помнишь,
Иль по наивности не знаешь
Как близко смерть тебя коснулась
И как забавно улыбнулась
Таким осколком дикой пустоты,
Что ты потом становишься не ты.

Художник может быть ничтожен
В значенье линий модного лица.
Но образуясь внутренне - и он возможен
Поднять на цыпочки себя.

А здесь другое превращенье -
Оно похоже на абсурд:
Случайное паденье -
И был ты розой, стал ты кнут.

Так вор, отнявший жизнь другого,
И так же ест, и так же пьет.
Но он не может быть свободен.
Он в прежнем измеренье не живет.

Другие измеренья есть в искусстве,
Когда твой дух берет подъем.
Но от паденья возникают путы,
И мы на скользкий путь встаем.

Я столько трачу на тебя усилий
В значенье темы глубже понимать.
И избегать по мудрости насилья
И видеть, где роится благодать.

А ты опять скользишь, как лыжа,
По склону, где не видна даль.
Адреналина глупый пыжик
Берешь в объятья словно идеал.

Я не ревную к юной деве.
Ведь дева юная лишь краткий миг,
В объятьях социальных беспределов,
Она лишь временной любви парник.

Веков грядущих мощный Молох
Сотрет пустоты пенных радуг в порошок.
А верные слова, как неустанный молот,
Вновь откуют из зла живой цветок

Поэт
Но я ж не сам упал, меня толкнули.
Я блага искренне хотел.
Меня, как будто бы нечаянно, наткнули
Как тушку на стальной вертел.

Надеюсь мне не надо тратить силы,
Чтоб как чиновнику с пустым лицом,
Доказывать, что не верблюд я сивый,
Гуляющий ночами с голубым котом.

Муза
Не лги себе, и будет завтра проще
Другим смотреть в свободные глаза.
Когда осел идти не хочет,
То даже палками поможешь ли едва.

Ты в глубине сознания того хотел,
Хотя ты внешне знал, что это плохо.
Как бабочка, ты полетел
На пламя явного подвоха.

Прощенье может быть любому,
Кому так много не дано.
А ты отдельною идешь строкою
И вот за это с тебя спросится ещё...

Они блуждают по незнанью.
А ты - всем смыслам здравым вопреки-
Даешь на растерзанье
Сознанье мыслящей руки.

Поэт
Я вспомнил: демон тот был пьян.
Он плакал, бредил, умолял
И говорил о том, как одиноко,
И что мое лишь чувственное око
Увидеть искренне желал.

Лишь только я его спасаю,
Когда с ним рядом выпиваю,
От суицидных мыслей, о плохом.
Лишь я его не напрягаю
И человека вижу в нем.

Его я верно искренне люблю
Как человека, что страдает.
И, несомненно, помогу,
Когда он сердце моё верное узнает.

Муза
И ты пошел, и пил его отраву,
Внимал его бессмысленным речам,
И тяжких одиночеств тяжкую заразу
В себя ты добровольно запускал?
Надеюсь, ты меня не вспоминал
И, как обычно, на салфетках не писал
Про яркие ознобы пьяного сознанья?
Ведь это просто дикое кривлянье,
Что, как в свидетельстве рождения печать:
Мы - не орлы, мы - мухи,
Что любят чувственно летать
Лишь на кривлянье пьяненькой порнухи.

Тебе не стыдно столько тратить время
На опознаванье гиблой пустоты?
Есть неизбежное по жизни бремя,
Но там, где Ты; есть только Ты.

Все остальное шалости безумной плоти.
Она такая хитрая, коварная лиса,
Которая лишь неусыпно хочет
Во все проталкивать себя.