Юная сиделка открывает конверт и читает стихотворение шепотом. Прочитав, передает его Поэту, произносит слова задумчиво и осторожно:

Прочтите вслух его вы сами.
Меня он странно напугал:
Так много мыслей с небесами
Со мной он буйно обвязал.

Поэт читает стихотворение вслух сбивчивым голосом слабо соображающего юноши:

Полоску света на ковре
С тобой сравню: ты лето.
Когда весь мир во сне,
Ты шлешь ему приветы.

Он пробуждается из сна,
Себя еще не понимая,
И видит лишь тебя -
Как ты теплом сияешь.

И в этот миг прозрений и любви
Он к счастью оживает
И лучезарности твои
Младенцем искренне вбирает.

Так будь же светом без конца:
Пусть мир тебя узнает
И с радостной улыбкой у крыльца
В свои пространства приглашает.

Я разделю его любовь
Со всей смиренностью поэта
И в новой песне вновь
Тебя прославлю - радость лета.

В тебе есть свыше данный свет,
А теплый свет пространство оживляет.
И потому даю тебе обет:
В плодах искусства постараюсь -
Тому свидетель будешь ты -
Взрастить поэзии нетленные цветы.

Поэт
Что в этом странного: слова
Имеют свойство сочиняться.
И соответственно затем в дела
По силе истин притворяться.

Поэт просит Юную сиделку приготовить завтрак, а он тем временем постарается встать и привести себя в порядок. Она уходит. Поэт встает, ходит по комнате, затем садится на край кровати и закрывает лицо руками. Слышит, как из первого букета вылетают черные бабочки. Он смотрит, как они кружатся в воздухе и создают замысловатые рисунки, похожие на детский калейдоскоп из черных стекол. Поэт произносит вслух, с явным желанием, чтоб услышала Муза:

Таких видений вереницу, помню, видел
Я наяву в последний раз,
Когда мы пили и курили
С ним в ресторанчике кальян.

Хотя виденья были все цветные,
Сменяя мультиком свой яркий вид,
Подумал я тогда: они тупые,
В них странный свет озарения горит.

Они похожи на цветные витражи,
Где есть довольно острые углы.

Они мой мозг поспешно разбивали
На разноцветный хаос, а затем
Мне обещали праздник перемен.
И за собой мое сознанье увлекали,
Желанье воли тут же подавляли.

Какой-то странный и тупой гипноз.
Такой же неприятно липкий,
Как неожиданный понос,
Полученный по пищевой ошибке.

А черный цвет - это отстой,
Стена, паденье, пропасть?
Иль еще хуже: временный покой,
Где ты с дыханием уже не дружишь.
А дальше - смерти грубая коса
Срезает с тела жизни прыщиком тебя.

Наверно, это новый триллер,
В котором я случайно побывал.
Легко отделался: три дня в кровати,
Где тело, словно в теплой вате,
И мозг, который тайно пребывал
В иных мирах, в иной планете,
Как вялый член для излияния мочи в клозете.

Муза отсутствующе наблюдает за Поэтом, и первая замечает Юную сиделку, стоящую с чашкой кофе в дверях. Юная сиделка роняет чашку, подбегает к поэту и, нежно обняв его, укладывает в постель, произнося с милым состраданием:

Наверно, жар и дикий бред:
Вы сам с собою говорили,
И, хорошо, не натворили
Себе немыслимый ущерб.

Муза целует Юную сиделку в затылок и отходит к изголовью кровати.

Поэт
Вы улыбнулись странно и легко,
Как будто счастье увидали.
А мне ужасно - вам смешно.
Но вы, наверно, все же угадали,

Что надо быть слегка светлей
И грусть пустых печалей
На полотно житейских дней
Не наносить так идеально,
Как это совершаю я.

Муза ставит свою ладонь перед лицом Юной сиделки и дует. Серебристая пыль слетает с ладоней Музы и, омывая лицо Юной сиделки, делает черты ее лица одухотворенно красивыми. За спиной Юной сиделки вырисовывается текст. Поэт свободно, без напряжения читает:

Объект любви всегда прекрасен.
И ты прекрасна, я люблю
Смотреть, как взор твой ясный
С весельем прячется в тени
И светится из глубины
Твоих очей - олив, омытых солнцем.
Ты - как младенец, в сердце весела,
Решивший никогда не помнить
Печальных неурядиц бремена.

Юная сиделка
И это тоже обо мне!
С ума сойти, как клево.
Мне кофе снова принести
Иль будем пить в столовой?

Поэт
Позволь мне привести себя в порядок.
Мне жутко думать о себе,
Что я такой грязнуля и неряха
Во всем, везде.
Побудь в столовой. Я приду.

Юная сиделка уходит. Муза проводит ладонями рук по лицу Поэта - трехдневная щетина исчезает, и цвет лица становится моложе и свежей. Она рисует пальцем руки в воздухе экран, и Поэт видит, как его Случайный друг и Падший ангел ведут беседу в этом же ресторанчике, где Поэт и Случайный друг курили кальян. Все происходит как на экране монитора.

Падший ангел
Забавный ухарь - пустословие,
Любитель щеголять своим умом
И доставать из серого подполья
Заумных витиеватостей объем.

И все, что надо этому всезнайке -
Лишь показать, как он хорош.
Но присмотрись, и ты увидишь попрошайку,
Способного за медный грош

Гонять слова до посиненья,
Благие цели в этом находя,
И прилагать завидное терпенье,
Опять же выставить разумником себя.

Случайный друг
Когда б так сладко не кормили
И не давали сладко жить…
А пустословье было бы крапива,
То кто бы стал его любить?

Из слов пустых кроить пустоты,
Туда виденья счастья заводить.
И свыше данные сознанию блага свободы
На пустоту обмана заменить.

Падший ангел
И поколение сменяет поколеньем,
Кто вывод сделал и урок,
Что в грязном стойбище колени
Никак нельзя испачкать на денек.

Погибнут крылья в паутине,
И тело, счастье воли потеряв,
Погрязнет гирей ржавой в тине,
Так грязь вокруг себя, и не убрав.

Я не чистюля, не аптекарь,
Перфекционизму не идейный вождь,
И ради выгоды, как хитрый лекарь,
Не буду покрывать людскую ложь.

Есть лучший способ, кардинальный:
Навоз Авгиевых коней
Лишь в пепел обратить банальный
И высыпать на голову людей.

И вот тогда они легко познают,
Что значит солнце счастья в небе голубом.
Лишь потеряв, они бывают,
Способны подружиться с избранным умом.

В моем брюзжанье больше сока,
Чем в ваших сказках о любви.
И в шалостях моих пороков
Гораздо больше избранной мечты.

И кто кузнец силков земной отравы,
И кто ловушкой этою исправил,
Хотя б один порочный горб?
Вы пожираете лишь жизни сладкий торт!

Случайный друг
Мой цензор избранный, окстись!
Ты как пружина прагматизма -
Чем жестче сдавлена инстинктом выживанья вниз,
Тем больше видишь в жизни драматизма.

Художник и поэт - всегда дитя.
Иначе он не будет делать
Того, что совершать нельзя,
Того, что совершает смелость,

Того, что делать просто глупо.
Ему не ведом ушлый прагматизм.
Иначе он уткнется тупо
В себялюбивый экстремизм.
А тот, кто в келье личных благ,
К свободе избранных не сделает и шаг.